А. Лазарчук
ТРАНКВИЛИУМ
Надо отметить. - Что, Пал Львович? - обернулся к Зарубину. Зарубин пристально и, похоже, давно в упор смотрел на него. - Прокопались к свету... Завтра с утра. В пять тридцать. - Понял, Степан Анатольевич, - сказал Зарубин, держа голову неподвижно. - А сегодня прошу вас и ваших старших офицеров ко мне на рюмку чая. Оказывается, нашему отделу исполняется шестьдесят лет. Только что сообразил. Надо бы отметить. Зарубин молча кивнул. Что-то странное чудилось в нем Турову, чудилось, да никак не облекалось в слова. Досье Туров знал назубок, да что досье? Бумага... Когда дело дошло "до мяса", до определения, кто именно будет занимать и удерживать плацдарм, Туров настаивал на "Альфе" - знал ее и командира, понимал - эти не подведут. Но Чебриков вдруг уперся рогом: якобы "Альфа" необходима и обязательна в Москве, ожидаются теракты, угоны еропланов, поездов метро и асфальтовых катков, взятие заложников и заложниц... вот вам "Буря", предназначенная для усмирения гражданских волнений, ибо гражданских волнений как раз не ожидается. И по численности "Буря" более подходяща: полк полного состава, никаких солдатиков срочной службы, здесь старшин-сверхсрочников за чижов держат: они прапорам да лейтенантам шнурки гладят, пряжки полируют... Он побывал на учениях: ребята много что умели, и он согласился: пусть будет "Буря". Мы поспорим и помужествуем с ней... - Партия просила нас пить поменьше, - вечером, когда расселись за длинным столом под открытым небом (меньше километра до Якутии, а комаров уже нет, это ли не цель?), сказал Туров, поднимая свой стакан водки ("Зубровка", ящик, привет от Виктора Михайловича). - И мы, разумеется, пойдем ей навстречу в этом вопросе - но завтра. А сегодня особый де... Товарищи офицеры! Завтра мы с вами начинаем тот самый последний и решительный... Я не преувеличиваю. Начинается последний этап самой долгой, самой сложной и самой масштабной в истории всех спецслужб мира операции. Шестьдесят лет мы шли к этому, шестьдесят лет, день в день... никто не подгадывал, само так получилось. Я только сегодня сообразил: день в день. Значит, судьба. Сотни тысяч людей работали на операцию, не подозревая о том. Исходом же ее будет ни много ни мало - полная и окончательная победа в холодной войне, получение решающего стратегического перевеса... все из "звездные войны" этой операцией просто списываются в утиль, разом и навек. И я прошу выпить за успех нашей операции... да, за успех - и за тех ребят, что сложили головы, готовя ее, за тех, кто не дожил до сегодняшнего дня. Было их много, и гибли они безвестно, и где лежат сейчас - бог весть. Давайте... (Таких потерь, как за последний год, Тринадцатый не знал никогда. Уцелела фактически только группа Парвиса, плотно опекаемая руководством трудовиков и потому труднодоступная для невидимых убийц. Резидентуры были просто выкошены - иногда до последнего человека. Происходило это так внезапно и дерзко, что почти никогда не удавалось среагировать и хотя бы попробовать защититься или скрыться. В докладах наверх Туров пытался всячески смягчить этот аспект - и, кажется, успешно, благо верхи были увлечены своими собственными разборками... Туров понимал: предательство. Где, в каком звене?.. Подготовка к прямому вторжению отнимала все силы и всех людей, и не было ни малейшей возможности укреплять агентурную работу. Он забрал из сети всех, кого успел... Так уж сошлось, что именно в эти часы в подземелье банка "Бампер-бэнк" умирал, медленно и мучительно, Владлен Кусенков - резидент, захваченный два года назад полковником Вильямсом при налете на штаб-квартиру Тринадцатого в Эркейде. Никто не узнал бы того молодого и красивого человека в этом слепом, с обезображенным ожогами лицом, седом старике. У него не было левой ноги до колена и левой кисти; на правой не хватало трех пальцев. По всему телу белели, синели, багровели грубые шрамы. Умирал он от меланомы: при одном из допросов дознаватель смахнул ножом родинку с плеча. На последних мучительных болях из него вытянули еще несколько имен. Морфин давно не помогал: его давно приучили к морфину специально и так и держали: от дозы к дозе, - и вряд ли он просил укол, чтобы избавиться от боли... За два года, проведенных в застенке, он сдал форбидерам более трехсот человек; все названные были захвачены или убиты на месте...) Они даже не ушли далеко, а Вильямс, стоя над трупами, чувствовал отвращение, и ничего больше. Отвращение ко всему. Ему не хотелось знать, что тут произошло. Кто кого ударил, чем, за что... хотя, наверное, при желании это было просто вычислить: тела лежали в карикатурно-красноречивых позах, а пыль услужливо предъявляла следы. Но не было желания вычислять... Достаточно знать, что пленников теперь не двадцать четыре, а семнадцать. Один умер на ходу, двое не проснулись сегодня утром, а теперь еще и эти... И - фляга с водой перевернута и почти пуста. Впрочем, уже и так ясно: на обратный путь воды не хватит... да и некому, похоже, будет в этот обратный путь идти... далее